Андрей Матвеев - Полуденные песни тритонов[книга меморуингов]
И перечисление первых пяти глав:
1. «Пещера»
— Ом — Мане-Падме — Хум… Все есть дерьмо! — Он привычно взял в руки лопату…
Больше ничего не написано. Вообще ничего. Но после появления шифровки то ли за номером 05930, то ли с этим криптографическим ключом, многое становится ясно, кроме, пожалуй, одного: причем здесь ом–мане–падме–хум, то ли для большей завлекательности, то ли для дальнейшего психологического портрета героя, орудующего сейчас лопатой на пологом склоне зеленого и пасторального холма, увиденного мною впервые много лет назад в той выдуманной стране, которой просто не может существовать.
Хотя именно в той стране, судя по всему, и существуют руфоны.
2. «Развлечения в стиле «hi–tech».
Появляются Дух и Кенга…
Само название — строчка из какого–то дурацкого рекламного ролика, услышанного по радио на пути домой: «вас там ожидают развлечения в стиле «хай–тех»…
Дух же и Кенга — тоже герои, причем Дух — девица, а Кенга — парень. Это я точно помню. Дух — мосластая, высокая, плоскогрудая, коротко стриженная, только вот еще не знаю, блондинка или брюнетка. Она в кожаных джинсах и такой же кожаной безрукавке, может быть, что лесбиянка или би. А Кенга — маленький, толстенький, в очках, напоминающий сына Оззи Осборна, каким его постоянно показывают в «Семейке Осборнов». Дети виртуального поколения.
ТОЛЬКО ИХ РОЛЬ ВО ВСЕМ ПРОИСХОДЯЩЕМ МНЕ АБСОЛЮТНО НЕВЕДОМА!
3. «Черный амфи»
Это мне сын [4]подсказал — увидел маленькую карманную щеточку в прихожей для чистки обуви, производство фирмы «Амфи», цвет черный…
— Смотри, — сказал он мне, крутой торчак может получиться, «черный амфи», аж жуть берет…
Судя по всему, поразвлекавшись в стиле hi–tech, Дух и Кенга наглотались «черных амфи».
ИЛИ «ЧЕРНОГО АМФИ».
После чего, скорее всего, у них поехала крыша, и они оказались в стране холмов, где какой–то придурок роет пещеру в пологом и зеленом склоне, а в не называемом далеке бродят руфоны.
4. «Социопатия».
Понятно, что это про того, который с лопатой.
Смотался от общества и решил вырыть себе убежище, не глава — очередная история болезни.
5. «Зачарованные».
А это, скорее всего, опять про Духа с Кенгой.
Они пришли в себя после «черного амфи» и попали под власть холмов.
Оказались ими зачарованы.
Как зачарован ими до сих пор я.
Хотя они сводят меня с ума, чего никогда не получалось ни у пустынь, ни у морей.
Потому что холмы — это действительно
НЕЧТО НЕВООБРАЗИМОЕ,
край, в котором обитают руфоны.
Руфонов же я придумал возле маленького фруктово–овощного рыночка, куда отправился за бананами и картошкой. Моложавая дама, стоящая впереди, попросила завешать ей лимонов. Так и сказала:
— Мне лимонов завесьте!
Когда она это сказала, то я внезапно ослышался.
Произошла абберация слуха.
— Мне руфонов завесьте!
Тогда и возник этот странный вопрос:
КТО ТАКИЕ РУФОНЫ?
Наверное, поэтому я и собрался написать роман, в котором смог бы найти на это ответ, но вот взялся за меморуинги, за свои «Полуденные песни тритонов», и напрочь забыл про руфонов.
Пока не пришла пора вспомнить про холмы.
Потому что холмы — это то самое место, к которому у меня пожизненная мистическая тяга. Даже больше.
Я хорошо знаю, что придет момент, когда меня уже не будет.
Как это ни грустно, но к тому времени давно уже не будет и моей собаки.
И вот там–то, в холмах, мы встретимся.
В стране «Run over the hills».
Мы будем идти навстречу друг другу, еще не зная, что произойдет через несколько минут.
Даже не идти — бежать.
Для него это привычно даже сейчас, хотя ему десятый год, а я вот подзабыл это ощущение безумной легкости, когда ноги сами сносят тебя по лестнице. Пусть даже порой мне это снится…
Но там, в стране холмов, он унюхает меня и залает, а я побегу ему навстречу, и вот, где–нибудь на перепутье, в ложбине, в распадке, у подножия очередного холма мы встретимся.
Чтобы больше никогда не расставаться.
СТРАНА ХОЛМОВ — ЭТО МЕСТО, ГДЕ МЫ ВСЕ КОГДА-НИБУДЬ ВСТРЕТИМСЯ…
Там я опять встречу дедушку с бабушкой, да и отчима, представлю им сэра Мартина — они ведь никогда не виделись, а потом попрошу прощения за то, что мы с ним должны отправиться дальше.
Искать руфонов.
Ведь зачем–то они мне привиделись еще тогда, при жизни, у маленького фруктово–овощного рыночка.
А код 05930, обнаруженный случайно в недописанном файле этого меморуинга, сделал свое дело: связал воедино некогда существовавшую в интернете страничку, посвященную выдуманной стране холмов и моей собаке, затем позволил каким–то странным образом перейти к напрочь выпавшему из памяти на долгие годы дурацкому советскому шпионскому роману, в котором один маленький мальчик прочитал поразившие его на всю жизнь строки гениального американского поэта, потом вдруг этот код вывел на воспоминания об очередном ненаписанном романе и заставил задуматься о таких вещах, думать о которых мне не доставляет никакого удовольствия, хотя я знаю одно:
все это действительно случится, но потом все мы встретимся.
Чтобы больше уже никогда не расставаться!
Но это будет настоящая, а не выдуманная, вот только от этого еще более загадочная и прекрасная
СТРАНА ХОЛМОВ.
12. Про то, как я играл в рок–группе
Если бы не все это безумие, то моя жизнь могла сложиться совершенно иначе.
То есть, если бы я не услышал Beatles.
Это — первое.
А второе и более важное: если бы мне самому не пришла в голову гениальная идея взять в руки гитару.
Для определенного возраста идея совершенно нормальная и даже позитивная, если бы не одно НО:
она хороша только при наличии музыкального слуха,
КОТОРОГО У МЕНЯ НИКОГДА НЕ БЫЛО!
Выяснилось это еще в каком–то невероятно младенческом возрасте, когда матушка подсунула мне книжку «Осуждение Паганини». Я ее прочитал — под младенчеством тут надо понимать возраст лет так пяти/семи — и возжелал сам научиться виртуозно порхать смычком по струнам. Выслушав мои сбивчивые пожелания, матушка для начала решила проверить мне слух — у нее самой он тоже, между прочим, напрочь отсутствует — и выяснилось, что я пошел в нее.
АБСОЛЮТНО!
Ну и ладно, видимо подумал я, так как сколько–то лет совершенно спокойно существовал вне всяческого музыкального пространства. Намного больше меня волновали ползающие и плавающие твари, да еще, пожалуй, клубящиеся вокруг чуть ли не в воздухе женские тела.
Твари по тем моим годам были намного доступнее, поэтому вначале я занимался исключительно хитиновыми панцирями, а уже во Владивостоке переключился на очаровательный мир моллюсков: голожаберных, двухстворчатых и даже головоногих.
Параллельно происходило мое вхождение в увлекательную одиссею пубертатного периода, а учитывая, что благодаря своему новому замужеству матушка была занята, в основном, личными проблемами, то свободного времени у меня было предостаточно, и я оттягивался, что называется, «в полный рост».
С моря тогда постоянно дули ветра.
Или это просто мне так сейчас кажется?
В зависимости от времени года они были то холодными, то теплыми, но всегда влажными, а еще — солоноватыми, терпкими, и при этом какими–то неприкаянными. Они толкали в спину, били в лицо, иногда просто сбивали с ног и тащили за собой следом по неказистой брусчатке старой припортовой мостовой, вслед за дурными дребезжащими трамваями, переваливающимися с сопки на сопку, пока не оставляли тебя у самой кромки берега, на которую то и дело обрушивались тяжелые, пенистые волны.
ПУСТЬ ЭТО БУДЕТ ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ КАРТИНА МОЕГО ТОГДАШНЕГО СОСТОЯНИЯ.
В общем, ветра, езда на трамваях, слушание Beatles и наступивший пубертатный период привели к тому, что я решил забросить на фиг всех этих моллюсков и начать играть на бас–гитаре.
Как Пол Маккартни — отчего–то тогда мне казалось, что внешне я на него был похож.
Естественно, никакой бас–гитары у меня не было, в магазинах она тоже не продавалась, поэтому мы с приятелем отправились в какой–то близлежащий ДК, то есть, Дом Культуры.
Или дворец — меморуинги не требуют точности.
А там нам посоветовали записаться в оркестр народных инструментов, что мы и сделали.
Приятель, у которого был слух, пошел учиться игре на домре, меня же определили на бас–балалайку — там можно было просто дергать струны в нужный момент, хотя для этого надо было выучить ноты.
Ноты мне никак не давались, так как для того, чтобы их выучить, желательно заниматься сольфеджио, а заниматься сольфеджио без слуха нереально.
